Какая вера была у самураев

Религиозные воззрения самураев. Религия самурая

РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ САМУРАЕВ. РЕЛИГИЯ САМУРАЯ

Одновременно с расцветом японского феодализма и выделением сословия самураев в Японии начало распространяться учение одной из наиболее влиятельных и популярных впоследствии сект буддизма — «дзен», или «дзенсю». В переводе с японского «дзен» означает «погружение в молчаливое созерцание», овладение внешними и духовными силами для достижения «просветления». Основателем секты «дзен» (кит.

— «чань», санскр. — «дхьяна») считается буддийский священник Бодхидхарма (яп. Бодай Дарума), который проповедовал своё учение сперва в индии, а затем в Китае. Из Китая на Японские острова дзен-буддизм принесли два буддийских патриарха Эйсай (1141- 1215гг.) и Доген (1200 — 1253 гг.). В конце XII в. в стране уже началась его проповедь.

Вслед за признанием представителями правящих кругов феодальной Японии учение дзен стало быстро распространяться среди сословия самураев — опоры правительства сёгуна.

Принятие дзен сословия воинов было закономерным. До становления системы сёгуната воины практиковали поклонение господствующему в пределах «священной земли» (дзёдо) — буддийского рая — будде Амида (Амитабха). Идея амидаизма, или учения буддийской секты «дзёдо», была крайне проста.
Секта «дзёдо» была основана в Японии буддийским монахом Хонэн-сёнином в XII в.

Учение этой секты получило широкое распространение в основном среди народных масс, которые верили в возрождение после смерти в раю. «Дзёдо» завладела передовой позицией среди других сект буддизма в Японии и насчитывала 30% всех буддийских храмов, священников и приверженцев). была крайне проста. Суть его заключалась в постоянном повторении имени Амида («Наму Амида буцу!» — «Преклоняюсь перед буддой Амида!»).

Любому человеку, по толкованию монахов «дзёдо», каким бы он ни был — плохим или хорошим, для «спасения» (для «будущего рождения») достаточно было только без конца повторять эту молитву. Однако с превращением самурайства в политическую силу в период Камакура и началом его развития как сословия феодального общества простое взывание к будде Амида, не развивающее в воине ничего, кроме безволия и пассивности, стало недостаточным.

Самурай должен был настойчиво воспитывать волю, акцентировать внимание на самообладании и хладнокровии, которые были необходимы воинам-профессионалам в междоусобных войнах, экспедициях против айнов, борьбе с аристократией Киото и при усмирении крестьянских восстаний.

Вот в это время и вышли на сцену проповедники дзен, которые доказывали, что постоянная работа над собой, умение выделить суть любой проблемы и сосредоточиться на ней, невзирая ни на что идти к цели имеют большое значение не только в монашеской, но и в мирской жизни

С этого времени дзен-буддизм стал духовной основой сословия воинов; число адептов, исповедовавших его учение, неуклонно возрастало. В последующем дзен-буддизм непрерывно развивался. (В историческом плане отношения между дзен-буддистами и сословием воинов начали при регентах Ходзё в Камакура.

Эйсай — первый дзен-буддийский священник — не мог рассчитывать на успех в распространении дзен в Киото, где были сильны секты «тэйдай» и «сингон», пользовавшиеся покровительством императорского дома и аристократии.

В Камакура такого рода трудностей не существовало, так как влияние киотского высшего дворянства и поддерживаемых им сект на этот город не распространялось, что обусловило успех дзен-буддизма в среде самураев домов Тайра и Минамото).

Одной из основных причин, привлекавших самураев к учению дзен, была его простота. Согласно доктринам дзенсю, «истина Будды» не поддаётся передаче в письменном или устном виде. Любые дидактические пособия или комментарии не могут содействовать раскрытию истины и поэтому ложны, а средства анализа, сравнения или поэзии при комментирования учения порочные.

Дзен выше словесного выражения и «коль скоро оно будет ограничено словами, то уже потеряет все свойства Дзен». Отсюда и тезис теоретиков дзен-буддизма, что дзен якобы не может рассматриваться как учение, так как логическое познание мира невозможно.

Достижению желаемого способствует только интуиция, которая посредством созерцания и может привести к постижению «истинного сердца Будды». Таким образом, самураю совершенно не требовалось отягощать свой ум изучением религиозной литературы.

Тем не менее, несмотря на принципиальное отрицание книг, письменных предписаний и толкований, секта «дзен» пользовалась книгами и буддийскими текстами для пропаганды своего учения. Это противоречило положению о чисто интуитивном познании истины.

Так или иначе самураю приходилось вникать в философию дзен-буддизма либо самостоятельно, либо при помощи наставника школы (секты), так как каждый человек в отдельности не мог самостоятельно уловить суть дзен, не имея о нём представления.

www.aikidoka.ru

Обсудить эту статью на нашем форуме >>>

§ РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ САМУРАЕВ. РЕЛИГИЯ САМУРАЯ

Ключевые слова этой страницы: религиозные, воззрения, самураев, религия, самурая.

Скачать zip-архив: Религиозные воззрения самураев. Религия самурая — zip. Скачать mp3: Религиозные воззрения самураев. Религия самурая — mp3.

Источник: http://www.prosvetlenie.org/mystic/28/24.html

Неяпонские самураи

Казалось бы, мало есть слов в японском языке, столь же противоположных по смыслу, как «самурай» и «гайдзин» (чужестранец, неяпонец, часто в уничижительном тоне). Однако история знает по меньшей мере пятерых человек, сумевших стать самураями, не будучи японцами.

Африканец, предположительно из Мозамбика, прибыл на острова в 1579 году в качестве слуги итальянского иезуита Валиньяно. Необычная внешность привлекла внимание объединителя Японии и любителя иноземных диковин Ода Нобунага, который попытался отмыть «облившегося чернилами» гайдзина. Огромный по японским меркам, «сильный, как десять человек» и храбрый африканец поступил на службу к Нобунага и стал одним из его телохранителей.

Он достойно проявил себя на полях сражений и спустя два года получил самурайское достоинство, поместье, а также имя Ясукэ — настоящее затерялось во тьме веков. Ясукэ защищал храм Хоннодзи от войск предателя Мицухидэ, но силы были неравны, Ода Нобунага погиб. Африканец прорвался к позициям сына сюзерена, Ода Нобутада, но тот тоже был разбит у замка Нидзё и принуждён к сэппуку.

Ясукэ пережил падение дома Ода: победители отправили его к иезуитам.

Голливуд, конечно, пройти мимо такой истории не мог, и сейчас идет речь о производстве фильма «Ясукэ — чёрный самурай» с бюджетом в 4 миллиона долларов.

Миура Андзин-сама

Самый известный из неяпонских самураев знаком многим по сериалу «Сёгун». Повреждённый штормом голландский корабль «Лифде» в апреле 1600 года причалил у острова Кюсю, его экипаж был брошен в тюрьму по подозрению в пиратстве. Английский штурман Уильям Адамс стал представителем команды в переговорах с правителем Японии Токугава Иэясу, нуждавшемся в альтернативных источниках информации о внешнем мире кроме португальцев и испанцев.

Адамс, обладавший познаниями в науках и знанием политической обстановки, стал приближённым сёгуна. Под его руководством построили первый японский корабль европейского типа, он вёл дипломатическую переписку и организовывал торговлю Японии с испанскими Филиппинами. Адамсу как особо ценному кадру было присвоено самурайское достоинство, даровано поместье с крестьянами и японское имя Миура Андзин, а также звание хатамото — члена личной гвардии сёгуна.

Но вернуться на родину ему так и не позволили.

Голландский пьяница с катаной

Мемориал Яна Йостена в Токио (фото: Roy Wong)

Ян Йостен ван Лодестейн прибыл в Японию вместе с Адамсом на «Лифде» и тоже стал советником Токугава Иэясу по вопросам внешней политики. Он приложил немало усилий к вытеснению из Японии испанцев и португальцев, врагов его родной Голландии.

В отличие от учтивого Адамса, ван Лодестейн отличался буйным нравом и любовью к неумеренному питию, потому не пользовался популярностью при дворе сёгуна. Но и он получил от правителя Японии достоинство самурая, поместье и звание хатамото.

Ван Лодестейн водил построенные японцами галеоны, налаживая торговлю с Сиамом, и погиб на одном из них во время кораблекрушения.

Самурай-дезертир

Эжен Коллаш, офицер французского военного корабля «Минерва», дезертировал в гавани Йокогамы вместе с приятелем Анри Николем и отправился воевать на стороне последнего сёгуна против войск императора Мэйдзи. Они присоединились к отступившим на Хоккайдо войскам сёгуната, организовали систему укреплений Хакодатэ и военно-морскую флотилию.

18 мая 1869 года Коллаш, получивший самурайское достоинство и катану, повёл три корабля в атаку на императорский флот. Однако на его «Такао» заглох двигатель, «Банрю» потерялся в тумане, а добравшийся до врага «Кайтэн» был изрешечен из пушки Гатлинга. После разгрома войск сёгуната Эжен оказался в плену и чудом избежал казни.

На родине его и Николя судили за дезертирство, но затем отправили на Франко-прусскую войну. После войны Эжен Коллаш выпустил мемуары «Приключения в Японии».

Самураи, марширен!

Поселение в Калифорнии

Братья Генрих и Эдвард Шнелль продавали японским даймё, участвовавшим в войне Босин, самое современное оружие вплоть до пушек Гатлинга. Также они помогали японцам тренировать войска по передовому прусскому образцу.

За это Генрих Шнелль получил от даймё дома Айдзу самурайское достоинство, катану, поместье и даже японскую жену. А также прекрасное имя Хирамацу Бухэй — хотя о его отношении к спиртному, в отличие от бравого голландца, доподлинно ничего не известно.

После разгрома сёгуната, на стороне которого выступал дом Айдзу, Генрих Шнелль с женой и две дюжины самураев основали поселение в Калифорнии — а спустя два года загадочным образом исчезли.

Как мы видим, за долгие века лишь пятеро иноземцев стали членами самурайского сословия, включая эпоху феодальных войн Сэнгоку, когда самураев штамповали из талантливых простолюдинов всего лишь за отличие в бою. Причём четверо получили такое признание, потому что были незаменимыми военными специалистами, и только Ясукэ — за выдающуюся силу и доблесть, и то при любившем чудить Нобунаге. В остальном в самураи гайдзинам дорога была заказана. Впрочем, гайдзины особо никогда и не рвались.

Источник: https://warhead.su/2017/11/23/neyaponskie-samurai

Темнокожий самурай: как африканец стал частью японской элиты


Правообладатель иллюстрации Iwasaki Shoten Image caption Курусу Ёсио запечатлел образ Ясукэ в детской книжке таким

Без малого 500 лет назад высокий темнокожий африканец приехал в Японию и стал первым иностранцем, которому удалось получить звание самурая. Сегодня Голливуд снимает о нем целых два фильма.

Темнокожему самураю Ясукэ выпала честь обезглавить своего бывшего полководца — это считалось очень престижным в Японии на излёте Средневековья. Но как воин с африканскими корнями оказался в Восточной Азии?

Итак, человек, вошедший в историю как Ясукэ, был воином, достигшим звания самурая под властью Оды Нобунаги — могущественного японского феодала XVI века. Нобунага был первым из трёх военачальников-даймё, поставивших себе целью объединить Японию.

По словам историка Лоуренса Винклера, прибытие воина в тогдашнюю японскую столицу Киото в 1579 году произвело такой фурор, что люди лезли друг на друга, чтобы увидеть его, а некоторые даже погибли в давке.

Уже на следующий год Ясуке вошел в высший эшелон военной элиты. Он выучился свободно говорить по-японски и стал ездить рядом с Нобунагой в бою.

«Его рост был 6 сяку 2 суна (188 см) он был черным, а его кожа была как уголь», — описал его самурай Мацудара Етада в своем дневнике в 1579 году.

Средний рост японца даже к 1900 году составлял 157 см, поэтому в XVI веке Ясукэ казался великаном.

Становление воина

Свидетельств о дате или стране рождения Ясукэ нет.

Большинство историков говорят, что он прибыл в Японию из современного Мозамбика. Но некоторые исследователи отстаивают иные гипотезы. Например, что он мог родиться в Эфиопии или современной Нигерии.

Однако известно, что Ясукэ приехал вместе с итальянским иезуитом Алессандро Валиньяно во время миссионерского путешествия. И сведения о жизни воина относятся лишь к периоду между 1579 и 1582 годами.

Некоторые говорят, что он был рабом, но это практически невозможно подтвердить.

Документалисты Флойд Уэбб и Дебора де Сну, работающие над фильмом о жизни Ясукэ, считают, что предположения о его рабстве носят исключительно спекулятивный характер.

«Без предыдущего воинского опыта Ясукэ не смог бы за год стать самураем», — говорит де Сну.

ЭТО ИНТЕРЕСНО:  В чем отличие христианства и православия

Самураи начинали своё обучение в раннем детстве.

Дружба с даймё

По словам создателей фильма, Ясукэ встретил Нобунагу вскоре после прибытия в Японию.

Академик Томас Локи считает, что африканец уже сносно говорил по-японски на момент прибытия и сразу поладил с даймё, будучи талантливым собеседником.

По мнению Локи, Ясукэ развлекал Нобунагу рассказами об Африке и Индии, где темнокожий воин странствовал перед приездом на Японские острова.

Флойд Уэбб считает, что владение японским языком дало Ясукэ колоссальное преимущество. «В отличие от иезуитов ему не надо было заботиться о религии и душе Японии», — добавляет Уэбб.

По некоторым данным, Нобунага поручил своему племяннику дать Ясукэ денежную сумму на их первой же встрече.

Правообладатель иллюстрации Iwasaki Shoten Image caption Ясукэ и Ода Нобунага сражались плечом к плечу (иллюстрация Курусу Ёсио)

Писатель Серж Биле был настолько заинтригован неординарной историей, что написал книгу о воине.

«Это часть тайны, окружающей этого персонажа. Именно поэтому он очаровывает меня», — сказал он Би-би-си.

У африканского воина и японского даймё оказалось много общего.

Нобунага был большим поклонником боевых искусств и интенсивно ими занимался.

По информации Уэбба, японским современникам даймё казался эксцентриком: он часто одевался в одежду западного стиля, но также искал общества высоко организованных и умных людей.

«Ясукэ был воином по духу», — говорит документалист. Он понимал культурный код Японии и любил танцевать и декламировать утензи — форму эпических произведений на суахили. Поэтому некоторые историки считают, что Ясукэ мог родиться на территории современного Мозамбика. На суахили по-прежнему говорят на севере этой страны.

Нобунага же был покровителем искусств и любителем жанра музыкальной драмы «но«- классической формы японского искусства.

Феодал считал темнокожего воителя частью семьи — африканец был среди очень немногих, кому разрешалось с ним обедать.

«Нобунага высоко ценил силу и авторитет Ясукэ, говоря, что тот силён, как десять человек», — говорит Дебора де Сну.

Легенда живёт своей жизнью

Когда Нобунага присвоил Ясукэ звание самурая, это было неслыханным делом: ни один чужеземец не мог рассчитывать на такую почесть.

Позже и другие иностранцы стали получать самурайский титул.

Будучи первым самураем иностранного происхождения, Ясукэ участвовал в важных сражениях.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption История Ясукэ с младых лет впечатлила французско-ивуарийского писателя Сержа Биле

Африканец был рядом с даймё в роковую ночь, когда один из сподвижников Нобунаги — Акэти Мицухидэ — восстал против него и поджёг дворец, поймав феодала в ловушку в одной из комнат.

Собиратель японских земель покончил с собой, совершив ритуальное самоубийство сэппуку.

Историк Томас Локи считает, что перед суицидом полководец попросил Ясукэ обезглавить его и отнести голову и меч своему сыну, что было знаком большого доверия.

Сведения о жизни Ясукэ обрываются в 1582 году почти сразу после гибели Нобунаги. Возможно, изгнанный мятежными военачальниками африканец вернулся обратно в миссию иезуитов в Киото.

Хотя его дальнейшая жизнь остаётся загадкой, Ясукэ живет в воображении многих японцев, которые выросли на детской книжке «Куросукэ» («куро» — по-японски «черный») авторства Курусу Ёсио.

Отмеченная многими наградами книга заканчивается на трогательной ноте: после того как Нобунага убивает себя, Куро-сукэ везут в храм, где он вспоминает о своих родителях в Африке и плачет.

В мае онлайн-ресурс Variety сообщил, что актер из «Черной Пантеры» Чедвик Боузман собирается сыграть Ясукэ в художественном фильме.

Это будет второй голливудский фильм о жизни темнокожего самурая: в 2017 году о планах снять кино объявила голливудская студия Lionsgate.

Спустя почти 500 лет чернокожий самурай Ясукэ продолжает вдохновлять людей.

Источник: https://www.bbc.com/russian/features-50045410

Так закалялась японская сталь

Искусство войны в Древней Японии было и остается лейтмотивом многих фильмов и литературных произведений. Некоторые являются историческими трудами, другие не лишены вымысла и чисто художественных деталей, которые, по замыслу авторов, должны придать произведению остроту и зрелищность.

Что такое меч самурая – филигранно выполненное холодное оружие, торжество кузнечного дела Страны восходящего солнца или символ этического и нравственного наследия эпохи, вобравший в себя не только философию японской нации, но и более глубинные аспекты мировоззрения и культуры? Экспозиция в новом зале выставки «Самураи: art of war» посвящена цубам – гардам японского меча. Многовековая традиция запрещала мужчинам в Японии носить ювелирные украшения, и они демонстрировали свое богатство и вкус, украшая оправы мечей, в первую очередь – их цубы.

Философия стали

Что касается выставки в целом, то она включает в себя кирасы доспехов японских самураев XVI-XVIII веков, предметы быта и гардероба жителей средневековой Японии, гравюры одного из самых известных мастеров японской ксилографии Утагава Куниёси из частной коллекции Юрия Варшавского. Не отрицая ценности вышеперечисленных артефактов, стоит отметить, что самой магнетически притягательной можно назвать коллекцию самурайских мечей, демонстрируемую в рамках выставки.

Куратор выставки Юрий Аистов считает, что ее цель не в демонстрации антикварной ценности коллекции. «Несомненно, она имеет место быть. Но мы хотели бы акцентировать внимание публики на этническом содержании экспонатов. Самурайское сословие средневековой Японии – неотъемлемый пласт истории Страны восходящего солнца, оказавший существенное влияние на мировоззрение современных японцев», – говорит Аистов.

Холодный блеск стали, отточенные, но при этом удивительно плавные и гармоничные линии клинков посетителям, поверхностно знакомым с историческим прошлым мечей, могут доставить лишь эстетическое наслаждение. Понять их истинную ценность и магнетизм можно только после погружения в философскую сущность тандема «самурай и его меч».

Весь путь меча неразрывно связан с его создателем, владельцем и учениями, которые в то время формировали мировоззрение японцев. Основой самурайского кодекса, как и воспитания сознания самурая, был синтоизм – древняя религия, представляющая собой сочетание культа природы, предков, веры в магию, существование души и духов.

Основа техники владения мечом самурая – в первую очередь не телесное, а духовное развитие, воспитание силы сознания. Отсюда и восприятие самурайством меча: считалось, что в стальном клинке заключена душа воина, она томится в ножнах в ожидании, когда ее освободят.

Меч практически отождествлялся с личностью владельца, и отношение самурая к оружию было соответствующим. Каждой детали присущ символизм: мечи, доспехи посвящались определенным божествам и передавались от поколения к поколению в каждом клане. Поэтому сегодня иностранным археологам, в том числе российским, непросто производить изыскания на территории Японии.

«Жители страны щепетильно относятся ко всему, что связано с их историей, и ограничивают доступ ко многим святилищам и хранилищам достояния предков, – рассказывает Аистов. – Так как опасаются, что чужое вмешательство потревожит божества, охраняющие артефакты, а возможно, и духов предков.

Когда в зал, где мы выставляли экспозицию в Москве, зашел японец, его первыми словами были: „Здесь пахнет смертью“. Возможно, он почувствовал ауру окружающих предметов».

Тайна Мурамаса

Считалось, что в мече заключен внутренний мир самурая. Не менее важной была и личность создателя оружия. Искусство мастера состояло не только в совершенном владении кузнечным делом, но и в том, какое внутреннее состояние он испытывал, находясь за работой, какой смысл вкладывал в изделие.

Мастер мог вложить в свое изделие смысл и предназначение, которые считал нужным. Согласно японским традициям, мечи самураев никогда не носили карающего характера, не символизировали войну и захват, их основной функцией была защита.

Тем не менее на выставке представлены уникальные экземпляры, связанные с иной философией. Их создатель – известный мастер Мурамаса.

Согласно преданиям, Мурамаса совершал суровые аскезы и обладал мистической силой, которая позволяла ему заковывать в свои мечи заклинания и воинствующих духов. Японцы считали, что его мечи жаждут крови.

Известно, что с мечами этого мастера и его потомков связана череда смертей и несчастных случаев в династии великого Иёясу Токугавы. Именно поэтому он принял решение уничтожить все мечи Мурамаса, которые хранились в семье, и его примеру последовали другие знатные воины. Однако мечи были так хороши, что многие самураи решили сохранить их тайно, за что некоторые были приговорены к смертной казни.

Погрузившись в эти исторические и философские детали, по-другому смотришь на идеально выполненное оружие, холодно мерцающее за стеклом в приглушенном свете. Перед каждым экспонатом стоит провести несколько минут, внимательно всматриваясь в изгибы стали: мельком такие предметы не осматривают.

Остановив взгляд на тонком лезвии, можно заметить, что от его острой грани расходятся волнистые линии – boshi. Эти переливы – результат закалки меча. Японцы говорят, что такой узор означает бесконечность.

Еле уловимый рисунок действительно напоминает знак бесконечности, особенно если пристально смотреть на лезвие дольше десяти секунд.

Неискушенной публике демонстрируют технику освобождения меча. Не извлечения, а именно освобождения души самурая из ножен. И первое, что нужно сделать, прежде чем приступить к этому действу, – поклониться мечу. Меч самурая требует поклона.

Военно-исторический музей артиллерии Санкт-Петербурга.

Выставка «Самураи: art of war»

Источник: https://expert.ru/northwest/2009/41/yaponiya/

Сословие, без которого нет

Рассуждения об основных направлениях российской геополитики и ее приоритетах на современном этапе немыслимы без анализа ситуации на Дальнем Востоке и перспектив ее развития.

Основное внимание в этом регионе уделяется нашими экспертами Китаю, что естественно, ибо не может не вызывать тревогу стремительное и сочетающееся с демографическим ростом военно-экономическое развитие КНР при убыли населения по нашу сторону границы. Но есть еще одна страна, чей боевой и главное – духовный потенциал мы, думается, недооцениваем.

Озабоченная военной угрозой со стороны предельно милитаризованной Северной Кореи и не располагающая ядерным оружием Япония сегодня не вызывает у российских экспертов серьезных опасений. Справедливо ли это?

За ответом обратимся к истории самураев. Для наглядности наши рассуждения о системе ценностей этого во многом уникального служилого сословия построим на сравнении с менталитетом европейских рыцарей.

“ В японской воинской традиции неизвестны подвиги, совершенные за прекрасную даму или ради личной славы ”

Древних японских воинов называли буси – вооруженные люди. История относит их появление к VII–VIII столетиям. В Европе тогда царили «темные» века, возникшие на обломках Римской империи варварские королевства трещали под ударами арабской конницы. Слово «самурай» в военной среде стало употребляться примерно с X века и переводится как служить.

Тогда же сформировалась тактика, просуществовавшая почти в неизменном виде до XVI века и выражавшаяся в стремлении воинов к одиночным схваткам. За службу господин должен был кормить самурая, предоставлять ему дом, а порой и землю.

Схожие процессы происходили на Западе, где к XI веку утвердилась вассально-ленная система, рыцари также стремились свести сражение к одиночным поединкам и, как и их дальневосточные коллеги, отличались презрением к простолюдинам.

Своего расцвета европейское рыцарство и самураи достигли в период феодальных войн, красной нитью проходящих через Средневековье. На первый взгляд, перед нами схожие тенденции и направления в развитии военных сословий и, казалось бы, общность менталитетов. Однако есть существенное различие. Оно заключается в отношении к смерти и восприятии мира в целом.

Рыцарь, как и самурай, был готов умереть без страха на поле боя, ибо христианское миросозерцание давало ему надежду на будущую жизнь в Царствии Небесном.

ЭТО ИНТЕРЕСНО:  Что исповедуют японцы

В эпоху Крестовых походов многие верили, что если погибнут в битве с мусульманами, то непременно попадут в рай, что им и обещал в 1095 году папа Урбан II, вдохновивший европейских воинов на борьбу за освобождение гроба Господня.

В какой-то степени виноваты здесь сами христианские миссионеры, утверждавшие Спасителя среди германских племен, для которых война была естественным состоянием и разговоры о любви и прощении не имели смысла. Поэтому Христа проповедовали как Бога победы, что, безусловно, способствовало крещению германцев.

Рыцари не боялись смерти, но и не стремились к ней, и в этом их существенное отличие от самураев. Кроме того, в эпоху феодальной раздробленности и междоусобных войн на Западе и в Японии складывается принципиально различное отношение к плену. Для рыцаря он не являлся чем-то предосудительным.

Да и противники не горели желанием убить друг друга, скорее захватить для последующего выкупа. Пленный рыцарь, как правило, находился у своего победителя на положении почетного гостя. В Стране восходящего солнца все было иначе.

Войны велись на уничтожение противника, плен считался несмываемым позором.

Смысл жизни – смерть

Для японского воина смерть не являлась антиценностью. Самурай не просто не боялся умереть, он стремился к гибели.

Нечто подобное встречается и в христианстве, если обратиться к словам апостола Павла: «Для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение». Однако в данном случае сходство внешнее. Апостол видит свое Отечество на небе, понимая, что здесь, на земле, он только странник. Тем не менее православные авторы никогда не писали о необходимости самоубийства, напротив, Церковь осуждает добровольный уход из жизни.

Добавим, что ментальные установки дружинников, а позже дворян, детей боярских и казаков, также построенные на христианской системе ценностей, отличались готовностью наших воинов умереть за веру и Отечество, но исключали стремление к самоубийству.

Даже когда русский воин шел на верную смерть, то, как правило, это выражалось в желании исполнить евангельскую заповедь: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Стремление к самоуничтожению чуждо и исламу: с позиции веры средневекового воина-мусульманина его храбрая смерть в войне с неверными гарантирует райские обители, но ритуального расставания с жизнью и эта традиция не знает.

Для самурая гибель была не просто ценностью. Японская воинская культура создала целую эстетику смерти, совершенно чуждую западному менталитету. Самурай должен был расстаться с жизнью красиво, пройдя через изощренную процедуру ритуального самоубийства – сэппуку.

Чем было обусловлено подобное стремление к самоуничтожению? Причин несколько.

Ключ к пониманию ментальных установок самурая дает термин «буси», означающий не просто воина, а человека меча и учености. Самурай с детских лет не только обучался владению оружием, но и получал приличное по средневековым меркам образование. Это выгодно отличало японского воина от европейских рыцарей периода раннего Средневековья.

Менталитет самурая во многом сформировался под воздействием дзен-буддизма, в основе которого так называемые четыре благородные истины, первая из которых гласит: «Существование есть страдание». Для преодоления страдания следует убить в себе их источник – желания. Человек, сумевший добиться этого, становится буддой – просветленным и достигает нирваны.

В каком-то смысле буддизм, с точки зрения европейца, призывает к небытию, а само бытие есть иллюзия, вследствие чего в данной религиозной системе моста между временем и вечностью нет. Подобные мировоззренческие установки, воспринятые самураями, делали их земную жизнь и связанные с ней ценности ничего не значащими: раз жизнь – иллюзия, следовательно, смерть не трагедия.

Теперь о синтоизме. Это сугубо национальная религия японцев переводится как «путь богов». Она основана на культе предков, а в нем не просто почитание умерших, но и формирование в сознании воина представлений о цельности и единстве бытия, что также по сути приводит к отрицанию смерти и притупляет страх перед ней.

Сами японцы, и самураи прежде всего, верят, что их император – потомок богини Аматэрасу.

Отсюда чувство превосходства над другими народами Индокитая и одна из составляющих (наряду с мощным экономическим стимулом) стремления в годы Второй мировой войны объединить этот регион под своей властью.

Религиозная доктрина синтоизма основана на вере в ками – божественные существа, пронизывающие вселенную. После смерти самурай также становится ками. Строго говоря, японский воин считал, что он не умирает, а просто меняет форму бытия.

Как самурай мог сохранить абсолютное спокойствие в момент сэппуку – весьма мучительной формы ухода из жизни? Здесь на помощь воину приходил дзэн, медитативная практика которого позволяла отречься от самого себя и тем самым избавиться от страха смерти. При полном понимании того, что человек делает.

Еще одна причина, повлиявшая на мировоззрение самураев, заключается в их преданности роду.

Западный рыцарь, как и русский дружинник, благодаря христианству воспринимал себя как уникальную личность и исходя из этого осознавал неповторимую ценность собственной жизни, дарованной Богом, жертвовать которой можно только в крайнем случае, например защищая Отечество или сражаясь за веру.

В японской воинской традиции неизвестны подвиги, совершенные за прекрасную даму или ради личной славы. Основные поведенческие доминанты самурая – преданность роду и господину. Последнее – следствие проникновения конфуцианства в культуру Японии, влияние которого, впрочем, несравнимо с буддизмом и синтоизмом.

Кроме того, нужно принять во внимание длительную гражданскую войну, сотрясавшую страну с 1467 по 1568-й, когда смерть стала некой прозаической реальностью, неотъемлемым спутником жизни самурая. Для сравнения: кровопролитная Война Алой и Белой розы в Англии длилась 32 года.

Плюс специфические географические особенности Страны восходящего солнца: ее островное положение, обеспечивавшее относительную недоступность для иноземцев, горный ландшафт с фактически изолированными друг от друга областями консервировали мировоззренческие установки самураев и делали их не особенно восприимчивыми к внешнему воздействию. Пожалуй, в этом одна из причин духовной цельности и неизменности японского менталитета.

Самурайскому роду нет переводу

Сегодняшние японцы чтят традиции на уровне внешних символов, но несут ли они в себе менталитет воинов прошлого? Думается, да.

В V веке великий христианский мыслитель Блаженный Августин говорил: нет прошлого, настоящего и будущего, существуют настоящее прошедшего, настоящее настоящего, настоящее будущего.

Увы, в России иное восприятие времени, мы давно разорвали связь с бытием, упустили незримую нить из прошлого и потому легко взрывали храмы, а ныне рассказываем анекдоты про недавно ушедших вождей, каждые полвека переписываем собственную историю. Для нас прошлое – это «они», а не «мы».

Источник: https://vpk-news.ru/articles/33167

Почему рыцари не совершали харакири: что стоит за японским культом смерти?

В одном из эпизодов войны домов Тайра и Минамото (1180–1185) враги настигают полководца Сигэхиру: «Конь под князем слабел, враги приближались Тогда, решив покончить с собой, Сигэхира въехал в воду, но, как на грех, в этом месте тянулась отмель и утонуть было невозможно. Сигэхира соскочил с коня, разрезал верхний пояс у панциря, развязал шнуры, сбросил доспехи и уже готовился распороть себе живот». В другом эпизоде воин Канэясу, видя, что противники одолевают, отрубает голову своему раненому сыну и бросается на мечи врагов.

Ритуальные формы самоубийства появляются в японских хрониках с XII века.

Харакири или сэппуку (вспарывание живота) первыми начали делать воины области Канто (в районе современного Токио) — после победы их клана Минамото сэппуку стало общеяпонской практикой и пережило даже период сёгуната Токугава (XVII–XIX века).

Отголоски сэппуку слышны в подвигах пилотов-камикадзе Второй мировой, а последнее по времени громкое действо совершил писатель Юкио Мисима, вспоровший себе живот на крыше Министерства обороны в 1970 году.

Но в тот же самый период (XI–XII веках), когда в Японии возникло сословие самураев (буси), со своими правилами поведения и кодексом чести, на северо-западе Европы (Франция, Нормандия, Анжу, Фландрия) оформился очень похожее на них сословие рыцарей — которые тоже превыше всего ставили отвагу, честь и славу.

И получали эту славу, естественно, в бою.

Однако европейское отношение к смерти на поле боя разительно отличалось от японского: историки говорят о небольшом числе убитых и раненых, о том, что рыцари предпочитали сдаваться и брать в плен, а не убивать врагов, и что воины предпочитали не ввязываться в бой без особой нужды.

Вот характерный пример: битва при Бремюле (1119) между английским и французским королями. Как пишет хронист Ордерик Виталий, «только трое из 900 сражавшихся рыцарей погибли они щадили друг друга, из страха Божьего и чувства братства по оружию; они более стремились взять убегающих врагов в плен, а не убить».

Японский же путь ведения войны, наоборот, опирался на желание вступить в бой, на методичное убийство врагов и казнь побеждённых (вместе с их женами и детьми). Иными словами, японские «рыцари» желали смерти, своей и чужой, тогда как для европейских она была лишь неизбежным злом (а самоубийство вообще страшным грехом).

Это, по сути, единственное различие между двумя аристократическими культурами. Откуда же оно взялось? 

Буддизм и приятие смерти

Наиболее очевидный ответ на этот вопрос — дело в религии. Да, христианство признало самоубийство (даже в бою!) грехом, и в законах государств Запада оно стало преступлением — падающие на собственные мечи римские командиры остались в прошлом.

Ещё более важным был страх рыцарей умереть без покаяния, без предсмертной исповеди. Да, в буддизме к смерти отношение было более спокойным.

Популярный в Японии в то время дзэн-буддизм подчёркивал неоднозначность и иллюзорность линии, отделяющей смерть от жизни.

Но при этом в буддизме убийство так же, как и в христианстве, считалось тяжким грехом. Противоречие между требованиями религии и собственным образом жизни японские аристократы очень хорошо чувствовали. Вот ещё одна знаменитая сцена из «Повести о доме Тайра»:

«Мне хотелось бы пощадить тебя, утерев слезу, — сказал Кумагай. — Но ты видишь, наших воинов много — целые тучи! Раз уж всё равно тебе погибать, лучше умри от моей руки, а я буду молиться за твою душу!

— Не медли же, рази поскорей! — отвечал юноша.

От великой жалости сердце Кумагая, казалось, остановилось; не в силах собраться с духом, он не знал, куда направить удар. Но бесконечно медлить было нельзя, и, обливаясь слезами, он снял юноше голову.

— Увы, нет доли прискорбней, чем удел самурая! Разве пришлось бы мне испытать столь горькую муку, родись я не в семье самурая? Какое безжалостное убийство я совершил! — так изливал он горе, переполнявшее сердце, и, закрыв лицо рукавом, проливал горючие слезы И внезапно в душе Кумагая созрела решимость уйти от мира».

В христианстве в те же века разрабатывалась теология «священной войны», оправдывающая определённые формы смерти и убийства.

Более того, если в Японии уйти в монахи означало отказ от насилия, католическая церковь «обвенчала» войну и веру в духовно-рыцарских орденах, члены которых брали на себя монашеские обеты и при этом воевали с врагами. Таким образом, религия сама по себе ничего не объясняет.

Остаётся только развести руками и всё объяснить культурными различиями — дескать, это уникальная японская культура заставляла самураев считать плен бесчестьем, а жестокое самоубийство — достойным и прекрасным поступком. 

ЭТО ИНТЕРЕСНО:  Можно ли захоронить урну с прахом

Земля или честь — что дороже?

Но что если попытаться найти более разумные объяснения? Поискать объективные экономические и политические причины «культу смерти» и самоубийства у японских аристократов? Для начала можно обратить внимание на то, что у японской знати не было непосредственной власти над крестьянами — земли с работниками выделяли им центральные органы управления, точнее, даже не земли, а право на доход с них. В Европе, напротив, таких центральных дворов, обладающих властью распределять крестьян, не было — и большинство феодалов крепко контролировали подчинённых им крепостных, собирали с них подати и судили их.

Далее, отношения между сюзеренами и вассалами в Европе были очень напряжёнными: вассалы постоянно конфликтовали с «вышестоящими» аристократами на тему своих прав и обязанностей.

Юристы и поэты той эпохи постоянно спорили о том, при каких условиях допустимо оставить сюзерена: так, в поэме «Рауль де Камбре» (XII век) верный рыцарь Бернье уходит от своего господина не когда тот сжигает монастырь, где живёт мать Бернье, а когда он даёт рыцарю пощёчину.

Японские сюзерены, напротив, имели полную власть над жизнью и смертью своих вассалов — отношения между ними воспринимались не по модели контракта между равными, а по принципу семьи: сыновья должны подчиняться отцу.

Понятно, что различные кланы и семейства в Японии и Европе вели между собой политическую борьбу — но что было ставкой, главным ресурсом в этой борьбе? Количество воинов, людей с мечами, которых можно мобилизовать в случае нужды.

И тут появляется ещё одно любопытное различие: «мобилизационные возможности» в Японии зависели от престижа и чести, которым обладает (и передаёт по наследству) то или иное семейство. В Западной Европе главной ценностью была земля, защищённая замком (и также передаваемая по наследству).

Кстати, имя феодала очень часто давалось по его фамильному владению.

И последний важный факт: в «игре» по перераспределению ценных ресурсов (земель с замками) в Европе всегда участвовало множество крупных игроков: королей, герцогов, князей и даже пап, которые постоянно пытались «подкрутить» правила в пользу своих людей, но фундаментально влиять на ход «игры» не могли. В Японии, напротив, всегда была одна центральная власть — императорский двор (хотя и с 1185 года часть полномочий ушла военному правителю-сёгуну). Император и сёгун имели полную власть над игрой — не только перераспределяя земельные наделы, но и отправляя в опалу отдельные семейства.

В свете этих фактов разное отношение к смерти и битвам в Европе и Японии начинает проясняться. Захват земель вражеского рода ничего не давал — землю всё равно распределяет Киото (или сёгун в Камакуре). Поэтому и укреплённых замков тогда не строили.

Для победы нужно было не захватить замок, а вырезать как можно больше представителей враждебного рода, чтобы никто уже не смог претендовать на доход с земель. Отсюда же и жестокость сражений, когда победители убивали всех пленных.

Высшей же целью для амбициозного рода был захват столицы, чтобы самим распределять земли и должности.

Войны в Европе, наоборот, велись за обладание замками. Битв рыцари избегали — слишком рискованно, лучше пограбить земли врага или взять его замок в осаду. Убивать врага было особо ни к чему — всё равно у него найдётся родственник, который вступит во владение собственностью. А вот за пленного рыцаря можно было запросить выкуп или, что ещё лучше, вытребовать у него руку дочери или племянницы (вместе с частью земель). 

Самоубийства как выгодная инвестиция

Наконец, самоубийство. В Европе харакири не принесло бы никакой пользы роду — наоборот, оно прямо-таки опасно, так как убирает главу клана, оставляя все владения слабым малолетним наследникам, рискующим раздробить их на мелкие части. Никакой выгоды не было для рыцарей оспаривать церковное учение о греховности самоубийства (в бою). В Японии же сэппуку резко повышало честь и престиж рода.

Почему? Во-первых, при поражении в бою оно не давало врагу убить побежденного и тем самым получить славу. Во-вторых, героическое самоубийство засчитывалось роду именно как приносящее славу убийство! То есть, когда знаменитый воин лишает себя жизни, это даёт столько же престижа, сколько уничтожение равного по силе противника.

В-третьих, чем более мучительным и ритуализированным становится самоубийство, тем более героическим представляется самурай.

Слава и честь, которую даёт сэппуку, помогает всему роду: даже после полного разгрома на поле боя, героического самоубийства нескольких самураев достаточно, чтобы положить фундамент для возрождения клана. И даже если это было финальное сражение, где вырезали всех, слава проигравших героев останется в веках, навсегда затмив славу победителей.

Минамото-но Ёритомо — первый сёгун, завершивший кровавые смуты XII века, пользуется уважением в Японии, но ни сказок про него не расскажут, ни песен про него не споют. Род Тайра, который он разгромил, остался в веках благодаря «Повести о доме Тайра», и даже среди самураев рода Минамото сёгун менее славен, чем его младший брат Ёсицуне, на которого Ёритомо объявил охоту. В последней битве он совершил сэппуку.

Именно Ёсицуне считается идеалом самурая — ему поставлены памятники, про него ставят пьесы театра, а Акиро Куросава снял фильм «Идущие по хвосту тигра».

И последнее: даже коллективное самоубийство самураев и слуг после смерти своего господина имеет рациональное объяснение. Этот акт безупречной верности господину также повышает престиж клана, помогая ему собрать силы после поражения.

Напротив, в европейских условиях групповое самоубийство вассалов фактически стало бы предательством — наследник погибшего господина лишился бы своей армии.

В Японии же презрение знати к тем, кто предпочёл жизнь смерти после поражения, было настолько велико, что использование таких опозорившихся самураев в дальнейшей борьбе приносило клану больше вреда, чем пользы.

Итак, при внимательном рассмотрении сэппуку уже не кажется иррациональным, варварским, жестоким обычаем. Наоборот, вопреки инстинкту самосохранения это логичный и выгодный ход в сложной политической игре.

Источник: https://life.ru/p/996560

2018-03-19T08:00

2018-03-19T13:54

https://ria.ru/20180319/1516710763.html

«Япония наша»: как самурай стал первым священником в Токио

https://cdn25.img.ria.ru/images/149724/35/1497243506_0:0:5704:3210_1036x0_80_0_0_988c278ba2d0ef11332ea9864e0f11eb.jpg

РИА Новости

https://cdn22.img.ria.ru/i/export/ria/logo.png

РИА Новости

https://cdn22.img.ria.ru/i/export/ria/logo.png

Алексей Михеев

Он создал с нуля православную общину в стране, где проповедь христианства каралась по закону, а принявшие крещение подвергались пыткам в тюрьмах. К концу его жизни на Японских островах было 30 тысяч православных, в центре Токио был построен красивый собор. Его кончину оплакивал сам император. Об «апостоле восходящего солнца» святом Николае и о том, чему могут научиться у него современные политики, — в материале РИА Новости.

Восемь тысяч верст к морю

Однажды сын сельского дьякона увидел на стене в Санкт-Петербургской духовной академии объявление, приглашавшее желающих послужить в консульской церкви в японском Хакодатэ. Прочитав его мимоходом, он пошел в храм на службу и тут вдруг понял, что это — «его», надо ехать. Не зная языка, не представляя толком, во что ввязывается, он принимает монашеский постриг и отправляется на Восток.

«Япония рисовалась в моем воображении как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется весть о Христе, и все обновится» — вспоминал святитель в своих дневниках. 

Дорога до Японии заняла целый год — всю Сибирь в лютые морозы будущий святитель проехал в кибитке.

Священник в «стране-агрессоре»

Когда началась русско-японская война, святитель Николай (Касаткин) остался единственным русским в Японии. Он очень просил всех своих прихожан «быть верными сынами своей страны» и благословил молиться о даровании победы их императору. А сам каждый день молился о победе русской армии и организовал Общество духовного утешения военнопленных. Их было почти 80 тысяч. Видеться с ними он не мог, но постоянно посылал им письма, иконы и книги.

«Это абсолютная святость. Святой человек, подлинный христианин, благословил своим чадам молиться за японского императора в русско-японскую войну, то есть для него Христос был выше политики и патриотизма. К сожалению, сейчас это мало кто поймет», — размышляет преподаватель Калужской духовной семинарии протоиерей Дмитрий Моисеев.

Один раз на исповеди прихожанин признался, что на самом деле он инспектор полицейского управления и получил задание собрать сведения об общине и ее настоятеле. Но, проникнувшись глубоким уважением к христианам и отцу Николаю, понял, что доносить больше не может.

«Разве мы делаем здесь что-то, что наносит вред твоей стране?» — спросил его отец Николай. «Нет», — ответил японец. «Пожалуйста, объясни это своим начальникам», — попросил священнослужитель.

Самурай с крестом

Первым православным японцем стал Такума Савабе — самурай клана Тоса, жрец синтоистской кумирни в Хакодате, дававший уроки фехтования сыну русского консула. Он постоянно сталкивался с иеромонахом Николаем в посольстве и, по воспоминаниям святителя, смотрел на него с «жуткой» ненавистью. «За что ты на меня так сердишься?» — не выдержал однажды монах и услышал, что «всех иностранцев нужно перебить».

«Вы пришли выглядывать нашу землю. А ты со своей проповедью всего больше повредишь Японии», — отрезал самурай. «Разве ты знаком с моим учением?— ответил будущий святой. — Несправедливо судить и осуждать кого-нибудь, не выслушав. Послушай меня, узнай и суди».

Через месяц Савабе во время службы в своем японском храме тайно читал Евангелие, поместив его перед собой вместо положенной книги и постукивая в молитвенный барабан. Никто не заподозрил, что он читал иностранную «ересь». В 1868 году самурай стал первым японским православным священником.

Святой Николай перевел на японский Евангелие, части Ветхого Завета, апостольские послания, краткий молитвослов, чин крещения, «Православное вероисповедание» святителя Дмитрия Ростовского, «Толковое Евангелие» епископа Михаила и «Нравственное богословие» митрополита Платона.

Изучая культуру Японии, святитель ходил по буддийским и синтоистским храмам, беседовал с местными духовными учителями. Однажды отец Николай зашел в буддийский храм, гостя стали усаживать, но ни одного стула рядом не оказалось. Тогда ему вежливо предложили сесть на жертвенник — самое святое место.

Слава и одиночество

Деятельность епископа Николая во время русско-японской войны высоко оценили и в Японии, и в России.

Император Николай II писал ему в конце 1905 года: «Вы явили перед всеми, что Православная церковь Христова, чуждая мирского владычества и всякой племенной вражды, одинаково объемлет все племена и языки.

Вы, по завету Христову, не оставили вверенного Вам стада, и благодать любви и веры дала Вам силу выдержать огненное испытание брани и посреди вражды бранной удержать мир, веру и молитву в созданной вашими трудами церкви».

Но никто не знал, что все это время «апостол Японии» был чудовищно одинок. В своих дневниках он писал, что ему не с кем поговорить и некому продолжить его дело. «Как больно, как горько иной раз на душе за любезное православие! Я ездил в Россию звать людей на пир жизни и труда, на самое прямое дело служения, был во всех четырех академиях, звал цвет молодежи русской — и что же? Из всех один только отозвался на зов, да и тот дал не совсем твердое и решительное слово», — вспоминал святой.

Милость императора

Святого Николая к концу жизни знал каждый рикша, и хоронил его весь Токио. Христиане, которых всего полвека назад здесь не было и в помине, тянулись бесконечной лентой с пальмовыми ветвями в руках проститься со своим учителем. Император Японии прислал ко гробу отца Николая огромный венок живых цветов, внутри которого были два иероглифа: «высочайший дар». И разрешил похоронить усопшего в пределах города.

Автономная православная церковь Японии существует и по сей день, канонически находится в юрисдикции Московского патриархата. Прихожан в ней сейчас около 36 тысяч. Токийский кафедральный собор Воскресения Христова (разумеется, носящий название «Николай-до») было полностью отреставрирован в 1998 году.

В Сендае у памятника погибшим от страшного цунами патриарх Кирилл во время своего визита в страну вспомнил стихотворение великого Мацуо Басё «Отцу, потерявшему сына». Эти слова повторяли и на похоронах святого Николая.

Поник головой, Словно весь мир опрокинут,

Под снегом бамбук.

Источник: https://ria.ru/20180319/1516710763.html

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Читаем Библию
Для любых предложений по сайту: [email protected]